Хлевнюк О. В

Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

ВВЕДЕНИЕ

«От хозяина по-прежнему получаем регулярные и частые директивы, что и дает нам возможность не промаргивать», - писал Л. М. Каганович своему другу и коллеге по Политбюро Г. К. Орджоникидзе 2 августа 1932 г. Речь шла о директивах Сталина, руководившего работой Политбюро с юга, куда он отправился в традиционный длительный отпуск. Более четырех лет спустя, во время очередного отпуска Сталина, Каганович вновь сообщал Орджоникидзе: «Что касается общих дел, то идут они у нас неплохо. С хозяином мы связаны очень хорошо». Оба, и Каганович, и Орджоникидзе, были ближайшими соратниками Сталина и формально как члены коллективного руководящего органа Политбюро почти равными ему по статусу в иерархии большевистской власти. Несмотря на это, Каганович, обращавшийся к Сталину на «Вы», так же, как Орджоникидзе, Молотов, Ворошилов и другие, считавшиеся друзьями Сталина, на определенном этапе признали его «хозяином». Сам Сталин, судя по тому, что эта формулировка вошла в обиход кремлевской верхушки, не возражал. Играя с дочерью, он называл ее «хозяйкой», а себя «секретаришкой», переиначивая реальный мир, в котором именно он был хозяином, а его соратники «секретаришками». Взрослые игры в «хозяина» не были шуткой. Проведя свою кровавую «революцию сверху», переломавшую уже сломанную страну и уничтожившую многие миллионы людей, безраздельно распоряжаясь жизнями даже соратников, формальных членов «коллективного руководства», Сталин сосредоточил в своих руках такую власть, какой обладали далеко не все диктаторы, известные истории.

Как одно из ключевых явлений новейшей мировой истории сталинская диктатура вызывает огромный интерес и многочисленные не только научные, но и политические споры. Даже через полстолетия после смерти Сталина, в условиях, когда сталинская система с трудом выживает только в одной стране мира - Северной Корее, проблемы сталинизма не превратились в сугубо научный предмет. Несмотря на это, вопросы современной политической и реальной актуальности сталинского наследия не рассматриваются в данной книге. Она представляет собой попытку исторического исследования, следующего в русле научной историографии.

Несколько других предварительных пояснений также будут полезны для понимания сути этой работы.

Прежде всего следует сказать о проблеме предопределенности сталинской диктатуры. Идеи неизбежности и органичности сталинизма получили широкое распространение. Причины этого видят в авторитарных традициях российской истории, в большевистской революции и порожденных ею господстве государственной собственности и административного планирования и т. д. Эти и другие факторы, несомненно, накладывали определяющий отпечаток на развитие СССР в предвоенные годы. В результате Первой мировой войны, неудачно скроенной Версальской системы, последовавшего вскоре мирового кризиса и т. д. авторитаризм и диктатуры в той или иной мере заразили большую часть Европы. В Советском Союзе эта общая тенденция действовала с особой интенсивностью. К разрушениям Первой мировой войны здесь добавились еще более страшные последствия ожесточенной Гражданской войны, массовой эмиграции, голода. Утвердившаяся у власти экстремистская по своей сути большевистская партия с самого начала создавалась как жестко централизованная организация, нацеленная на насильственные социальные эксперименты. Однако даже тот факт, что вектор развития страны под тяжестью исторических обстоятельств склонялся к полюсу авторитаризма и диктатуры, вовсе не означал, что это была обязательно диктатура сталинского типа. Идеи о неизбежности являются порождением схем и упрощений. Реальные знания усложняют картину, демонстрируют многообразие причин того или иного явления, сложное взаимодействие исторических традиций, логики текущих событий, политических столкновений в верхах и социального противодействия низов, личных качеств лидеров (особенно диктатора), наконец, случайностей. Эта книга исходит именно из такого понимания причин и сути рассматриваемых событий.

Выйдя победителем из многолетней борьбы в Политбюро, Сталин превратился в диктатора в результате осуществления новой революции, не менее кардинальной и кровавой, чем ленинская. В очередной раз была подтверждена универсальная закономерность: каждый диктатор должен осуществить свою революцию, потому что без нее он не может стать диктатором. Как и многие другие диктаторы, посредством насилия Сталин стремился, с одной стороны, провести назревшую модернизацию страны, а с другой - утвердить себя хозяином этого нового, более мощного (прежде всего в военном отношении) государства. Тесно переплетаясь и оказывая воздействие друг на друга, модернизационная и политико-доктринальная составляющие второй революции предопределили характерные черты как сталинской модели «модернизации», так и сталинской диктатуры.

В книге исследуются преимущественно политические аспекты сталинской революции и процесса утверждения сталинской диктатуры.

Главным результатом борьбы в верхах партии между наследниками Ленина в 1920-е годы являлась постепенная сталинизация Политбюро. Ее сутью было выдвижение Сталина на роль лидера в системе «коллективного руководства», которая сохраняла преимущественно олигархический характер. Окончательной точкой стали-низации можно считать принятие и начало реализации на рубеже 1920-1930-х годов предложенного Сталиным политического курса, а именно: форсированной индустриализации и насильственной массовой коллективизации. Победа над группой А. И. Рыкова, Н. И. Бухарина и М. П. Томского в 1928–1929 гг., имевшая ключевое значение для сталинизации высшей власти, потребовала от Сталина и его сторонников значительных усилий. Более того, нарастание кризиса, сопровождавшего политику скачков, заставляло Сталина действовать в сфере высшей власти более сдержанно, чем можно было бы ожидать от безусловного победителя. Свидетельством этого могут служить закулисные провокации против «правых» и некоторых вполне лояльных членов Политбюро, противостояние сталинского Политбюро и рыковского Совнаркома в 1930 г., дело Сырцова и Ломинадзе и другие факты, о которых пойдет речь в первом разделе книги.

Сталинская политика «большого скачка» имела ярко выраженный насильственный характер. Несмотря на наличие определенной социальной поддержки, ей противостояло крестьянское большинство страны, что нашло яркое выражение в массовых восстаниях и волнениях, охвативших деревню в начале 1930 г. и продолжавшихся, хотя и не с такой силой, в последующие несколько лет. Менее значительными, как можно судить по доступным пока документам, были протесты городского населения, находившегося по сравнению с крестьянами в более привилегированном положении. Однако отдельные выступления промышленных рабочих, а также недовольство определенной части партии в начале 1930-х годов было тревожным сигналом для сталинского руководства. Высшей точкой кризиса и свидетельством порочности и преступности политики первой пятилетки был трагический кризис, охвативший страну в 1932–1933 гт. Массовый голод, провалы в индустриальных отраслях, балансирование на грани банкротства по международным платежам, крайнее обнищание большинства населения и резкое усиление на этой почве социальной напряженности были вызваны не просто «трудностями роста», а в значительной мере ошибочными и преступными решениями высшего руководства страны во главе со Сталиным. Относительное улучшение ситуации сразу же после вынужденного отказа от наиболее одиозных элементов левацкой политики на рубеже 1933–1934 гг. (так же, как в свое время введение нэпа) лишний раз демонстрировало, сколь значительную роль в системе большевистско-сталинского типа играли политические факторы и действия советских вождей.

В Ельцин Центре в Екатеринбурге 29 сентября прошла лекция Олега Хлевнюка – историка, доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий, профессора Школы исторических наук НИУ «Высшая школа экономики».

Встреча открыла специальную образовательную программу для школьных учителей, однако, судя по тому, что две трети аудитории заполнила любознательная молодежь, переосмысление сталинского наследия интересует не только специалистов.

Назад Вперед

1 / 4

Олег Хлевнюк в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

2 / 4

Олег Хлевнюк в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

3 / 4

Олег Хлевнюк в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

4 / 4

Олег Хлевнюк в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

Олег Хлевнюк напомнил предпосылки формирования сталинской системы, среди которых Первая мировая война, революции 1905 и 1917 годов, Гражданская война. Эти события, по оценке историка, привели к огромным человеческим жертвам, разрушениям, трансформации морали, обесцениванию человеческой жизни. Хлевнюк отметил, что у сталинской диктатуры были характерные особенности.

– Методы Сталина были максимально удаленными от экономических регуляторов, использовались силовые структуры, внеэкономическое принуждение, форсированные способы строительства экономики, что выразилось в ускоренной коллективизации, когда крестьян за несколько лет заставили вступить в колхозы, – рассказал Олег Хлевнюк. – Таким образом, репрессии с самого начала играли в сталинской системе важную роль. В результате историки увидели общество, в котором, с одной стороны, дружные ряды людей шагают в новую жизнь, с другой – менее стройные ряды идут в ГУЛАГ. Историки спорили, чего же было больше, первого или второго, и что находилось посередине. Не все же шли к светлому будущему или в ГУЛАГ. Не ошибались и те советские историки, которые писали о социальной поддержке сталинской системы, и те, которые писали о терроре, репрессиях как о ее важной движущей силе.

Среди тех, кто, согласно выводам историка, шагали в ногу со временем и сталинским режимом, – советская номенклатура, то есть чиновники высшего звена. В частности, к моменту смерти Сталина 52 тысячи чиновников согласовывались в ЦК КПСС, а 350 тысяч входили в региональную номенклатуру, причем, по данным на начало Великой Отечественной войны, возраст половины секретарей обкомов составлял 31–35 лет. В качестве одного из преимуществ номенклатуры Хлевнюк обозначил судебный иммунитет: после 1937–1938 годов представители этой прослойки редко попадали под суд. Преимуществами пользовались также передовики производства, известные ученые, артисты, художники и писатели, которые поддерживали сталинскую систему. Впрочем, поддерживали сталинский режим и многочисленные рядовые граждане. При этом доходы рабочих в несколько раз превышали достаток крестьян, росли же они на порядок быстрее. Так что не удивительно, что миллионы жителей деревень, перебравшись в города, чтобы работать на заводах, и получив дополнительные возможности и блага, ощущали эмоциональный подъем. Мощный прилив оптимизма также вызвала и победа в Великой Отечественной войне.

При этом нельзя сбрасывать со счетов то, что сталинская система во многом опиралась на насилие. Историк привел данные официальной статистики.

– За годы сталинского правления, с 1930 по 1952 годы, примерно 800 тысяч человек были расстреляны, были вынесены 20 миллионов приговоров, из них около четырех миллионов – по политическим обвинениям, – рассказывает Олег Хлевнюк. – Причем сесть в тюрьму можно было за опоздание на работу или иной незначительный проступок. Шесть миллионов человек были отправлены в ссылку, около 30 миллионов – приговорены к исправительно-трудовым работам. Причем если в семье был хотя бы один репрессированный, то тень падала на всю семью, и она могла подвергнуться гонениям. Достаточно высокий процент людей в сталинские годы пережили репрессии, либо дискриминацию, либо «мягкие» репрессии, например, переселение из режимных городов в малые, без гарантии трудоустройства или получения квартиры.

Жертв террора эта ситуация ожесточала, при этом один из историков, по наблюдениям Хлевнюка, напротив, констатирует «стокгольмский синдром», когда пострадавшие, но выжившие граждане испытывали чувство благодарности за то, что они остались в живых. Однако были и люди, которые активно сопротивлялись репрессивной политике Сталина.

– Благодаря архивам мы узнали о массовых выступлениях крестьян и рабочих в период проведения коллективизации и индустриализации в начале 30-х годов, – пояснил Олег Хлевнюк. – Поскольку коллективизация проводилась насильственными способами и затронула большое количество крестьян, сельской интеллигенции и церковнослужителей, она вызвала массовый отпор. В начале 30-х произошла настоящая крестьянская война, о чем мы, историки, не знали раньше. В ней участвовали несколько миллионов человек в разных концах страны. Крестьяне организовывали свои органы управления, создавали отряды, ликвидировали советскую власть в регионах. Сталину и его соратникам пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить этих людей. Приходилось маневрировать, отказываться от прямой атаки на деревню. Сопротивлялись и рабочие, в частности, ткацких фабрик в Ивановском регионе. Доведенные до отчаяния голодом (на одного ребенка, к примеру, выдавались 60 граммов хлеба в день, что составляло меньше, чем пайка в блокадном Ленинграде), люди подняли восстание, которое с трудом было подавлено. Еще один факт, который изменил наши представления о том, что происходило в стране: в начале 1937 года была проведена перепись населения, о которой мы ничего не знали, потому что ее назвали вредительской. Материалы были закрыты, людей, которые ее проводили, в большинстве своем репрессировали. Но когда архивы открылись, то выявилось, что, согласно расчётам, численность населения в стране должна была быть одной, а оказалось, что она на несколько миллионов меньше. И этого было достаточно, чтобы объявить перепись вредительской. Но мы выявили и еще один любопытный факт: в переписи был поставлен вопрос об отношении к религии, и 57 процентов взрослого населения назвали себя верующими. Для руководства страны это был полнейший шок. Для нас, историков, тоже. К слову, это неполные данные, потому что многие боялись признаваться верующими.

– Эта система не была системой всеобщего энтузиазма, скорее системой, в которой большинство населения выживало с трудом, – сделал вывод Олег Хлевнюк. – Это была система, где существовало инакомыслие, и оно, как и инакодействие, играло важную роль в развитии страны, в определенной степени ограничивало диктатора и его аппарат. Сегодня распространены залихватские заявления, что при Сталине якобы все было хорошо и нужно бы все это повторить, а если людей и сажали, то только тех, кто были виноваты. Что при Сталине чиновники «страх знали» и поэтому не злоупотребляли. Что при Сталине был массовый энтузиазм. Все это очень примитивно и абсолютно не соответствует историческим реальностям, к которым нужно подходить серьезно – как к науке, а не как к пропаганде.

Назад Вперед

1 / 8

На лекции Олега Хлевнюка в Ельцин Центре. Тамара Эйдельман

Фото Артура Селезнева

2 / 8

Фото Артура Селезнева

3 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

4 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

5 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

6 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

7 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

8 / 8

Лекция Олега Хлевнюка в Ельцин Центре

Фото Артура Селезнева

После лекции слушатели традиционно задавали вопросы.

– Было ли появление Сталина неизбежностью?

– Это очень частый вопрос: кто бы был, если бы не Сталин. Троцкий, с моей точки зрения, не имел никаких шансов. И так думают многие историки. Есть мнение, что Сталин был «дарован» свыше, и ничего иного быть не могло. Изучение документов показывает, что движение Сталина к власти не было победоносным триумфальным шествием. Это была борьба, в которой каждый раз все висело на волоске. Сталин несколько раз подавал в отставку, но обстоятельства сложились так, что победу одержал он. Точнее, группа руководителей страны, в которой Сталин долгое время играл роль первого среди равных. Утверждение Сталина как диктатора – середина 30-х годов. У нас с 1917 года была диктатура партии, в которой были вождь и партийное руководство, так что Ленин не был диктатором. После смерти Ленина в течение 1920-х годов мы имели эффективное коллективное руководство, которым были достигнуты неплохие политические, экономические и социальные результаты. Потом с середины 1930-х годов страна переживала период диктатуры.

– Как всего за 10 лет после смерти Сталина произошли гуманизация общества и прекращение репрессий?

– Как только Сталина не стало, созданная им система в считанные недели и месяцы была демонтирована его соратниками. Причем не только такими как Хрущев, но и твердыми сталинцами: Молотовым, Маленковым, Кагановичем, Берией. Они видели, что система не работает, еще при жизни Сталина. И уже тогда предлагали небольшие и непоследовательные реформы, чтобы эту систему изменить. Но Сталин был консервативным, он ничего не хотел менять. И только его не стало, эти люди пришли с готовыми программами и их реализовали. Так современная историография объясняет быстроту и безболезненность этого перехода.

– У кого Сталин брал «чертежи» для построения общества, и какова была доля его креатива?

– В диктатурах личность вождя и его проекты, к сожалению, играют слишком большую роль. В этом одна из трагедий диктатур – один человек может делать все, что ему заблагорассудится. Это исключительно опасно. Как и все диктаторы, Сталин был импровизатором. Диктаторы – импровизаторы, потому что им легко импровизировать. А давайте попробуем сделать вот так. Миллион погибнет? Не страшно, давайте попробуем. В одной из речей Сталин заявил, что просчитывать ничего не нужно, главное, революционный натиск, энтузиазм, ввязаться в драку, а там будет видно. Ресурсов из деревни можно брать столько, сколько нужно. Предприятия строились без калькуляции, никто не знал, сколько они стоили, завозилось немереное количество импортного оборудования, купленного за «голодный» хлеб, оно часто портилось и ржавело, потому что его некуда было устанавливать. Но диктатор мог себе это позволить, потому что это диктатор, его никто не ограничивал. Для меня Сталин – человек, который работал, не обдумывая заранее свои шаги и их последствия. Платил всегда кто-то другой.

– Как вы оцениваете интеллект Сталина?

– Он был человеком своей эпохи, типичным марксистом, революционером, а они были прежде всего гуманитариями, зачастую знали языки, много читали. У них было представление, что общество движется по определенным ступеням. Главное взять власть – и все получится. Сталин неплохо учился в семинарии, у него была отличная память. Он любил книги, был консервативен в художественных пристрастиях, ценил классический театр. Назвать его неучем и невеждой нельзя.

Олег Валентинович Хлевнюк играет ведущую роль в подготовке масштабной конференции : уроки Октября», которая пройдет 5–7 декабря 2017 года в Москве. Кроме того, в своих книгах Олег Хлевнюк обстоятельно и подробно исследовал природу сталинизма и те процессы, которые происходили в СССР в 1930-е годы, а одна из наиболее популярных книг историка «Сталин. Жизнь одного вождя» стала бестселлером. Хлевнюк поднял завесу над тайной феномена Сталина и механизмами появления современных мифов о нем в интервью для сайта Президентского центра Б.Н. Ельцина.

– Один из современных мифов о Сталине, который вы описываете в книге «Сталин. Жизнь одного вождя», – миф о Сталине как об эффективном топ-менеджере, двигателе индустриализации. С чем связана идеализация Сталина на современном историческом этапе? И почему происходит романтизация именно Сталина, а не, к примеру, Ленина?

– Интересный вопрос, почему не Ленина. Сталин сегодня даже противопоставляется Ленину, что является мифом. Если бы Ленина не было, Сталина не было бы тоже. Это связано с тем, что существует тренд возвеличивания сильных руководителей, диктаторов. Создается впечатление, что определенная часть нашего общества полагает, что для России единственная модель развития – это диктатура. Якобы у нас царизм в крови, и нужен лидер, которому бы люди поклонялись. Не хочу это комментировать. Считаю, что наш народ более мудрый, самостоятельный и менее авторитарный, чем его хотят представить. Социологи отмечают разрыв между результатами ответов на вопрос, считаете ли вы, что во времена Сталина была великая эпоха, и на вопрос, хотите ли вы, чтобы вы или ваши дети жили при Сталине. На второй вопрос люди отвечают «нет». Так что некую ресталинизацию на уровне настроений и разговоров порождают очень сложные причины. Как историк могу сказать, что мифы связаны с недостаточным знанием исторических фактов. Когда я читаю на форумах размышления о Сталине, то вижу, что люди додумывают и конструируют нечто, а потом его любят. Многого из того, что люди приписывают Сталину, в его время не было. Не было такого бескризисного восходящего движения, а коллективизация и индустриализация были сложными и неоднозначными процессами.

– Тем не менее, вы утверждаете, что, согласно оценкам экономистов, в 1928–1940 годах средние темпы роста промышленной продукции составляли 7–13 процентов в год, тогда как в 1860–1913 годы – всего 5 процентов?

– Да, но при царизме все начиналось с одного уровня, а перед индустриализацией мы только-только подошли к уровню развития царского периода. Также нужно понимать, что речь идет о темпах роста промышленного производства, куда направлялись огромные силы и средства. При этом мы наблюдаем падение и стагнацию в сельском хозяйстве, социальной сфере, и если оценить всю продукцию в целом, то результаты будут иными. Несомненно, были достигнуты важные результаты, но при этом Сталин оставил тяжелое наследство.

– Если обратиться к 90-м: открылись архивы, произошла массовая реабилитация жертв политических репрессий, а к эпохе Сталина начали относиться как к периоду отрицательной селекции. Сегодня же подчеркиваются позитивные аспекты деятельности Сталина: победа в Великой Отечественной войне вытеснила репрессивный аспект. Так ли это?

– Да. Но почему мы, говоря о высоких темпах роста индустрии, не хотим учитывать состояние общества и настроения миллионов людей, которые стали жертвами политики Сталина? Почему мы разводим человека и производство? На все нужно смотреть в комплексе, нельзя судить об эпохе по одному индикатору. Пусть темпы роста промышленности были бы ниже, но человеческих жизней сохранилось бы больше – для меня эта точка зрения убедительна. Буквально на первом этапе Великой Отечественной войны мы потеряли треть военного потенциала, который был создан в довоенные годы. Может, нужно было позволить развиваться более гармоничной системе, которая не привела бы к такому катастрофическому развитию событий? К началу Великой Отечественной войны у нас было 20 тысяч танков – это здорово. Но было ли 20 тысяч обученных танкистов, а их должно было быть больше, чем 20 тысяч?

– Можно ли говорить о том, что в 90-е произошла десталинизация общества?

– Думаю, открытие архивов стало очень важным этапом. Для историков этот этап связан с именем Бориса Ельцина. Несомненно, с новыми знаниями и шоком от них сопряжены определенные процессы и усиление антисталинских настроений, которое не было искусственным. При этом были допущены ошибки, и историческое сообщество несет за них свою долю ответственности. Историки не смогли предложить людям яркую, популярную версию советской истории. Дело в том, что информация обрушилась на нас в одночасье, и мы не успевали в этом оперативно разобраться. При этом нужно учитывать, что корпус историков был не очень сильным, по большей части, это были историки партии. Кроме того, происходило постоянное педалирование страданий, мучений, ГУЛАГа, что вызывало обратный эффект и раздражение и у профессиональных историков, и у обычных людей.

– То есть, маятник оценки сталинской эпохи сначала качнулся в одну крайность, затем в другую?

– Совершенно верно.

– В чем будет воплощено его серединное положение?

– Его нужно искать.

– В ваших книгах подробно исследуются факторы, повлиявшие на формирование личности Сталина. Среди них – состояние здоровья, психологические аспекты, в частности, склонность к навязчивым идеям и подозрительность, а также грамотное и дипломатичное общение Ленина с революционерами Закавказья, причем ярких большевиков, кроме Сталина, среди них не было. Кроме того, не стоит забывать особенности Грузии. Можно вспомнить Тбилисскую духовную семинарию, в которой учился Сталин, и которая, по большому счету, не уступала университетам. Можно также учесть особенности грузинского менталитета и почитание в Грузии царя Давида IV Строителя (1073 –1125 гг.), у которого была, бесспорно, «сильная рука». К какому общему выводу вы пришли? Что более всего повлияло на формирование Сталина?

– Есть приверженцы всех вышеперечисленных точек зрения. Есть литература, посвященная психической неустойчивости Сталина. Есть и намеки на то, что у него был бэкграунд жителя окраины империи, с обычаями кровной мести и особым отношением к человеческой жизни. Есть точка зрения, что на Сталина значительно повлияли революционная среда и Гражданская война.

– Ни одну из версий отбрасывать нельзя. Сыграли свою роль все факторы, но я выделяю фактор радикализации насилия. Насилие и кровь, если это уже началось, трудно остановить. Кровь порождает еще большую кровь, а большая кровь порождает гигантскую кровь, и это происходит в геометрической прогрессии. Как проходил террор 1937–1938 годов: сначала всех подозрительных граждан арестовывали на основе картотек. Потом этих людей допрашивали, пытали, и они называли тех, кого знали. Из одного арестованного получали десять, из десяти сто, из ста тысячу. Это яркий пример того, как насилие не останавливается, и к каким последствиям может привести. Но насилие можно было остановить, и Сталин периодически это делал. Была страшная Гражданская война, в которой погибли намного больше людей, чем в войне империалистической, так что человеческая жизнь ничего не стоила. Столкнувшись с острейшим кризисом, большевики были вынуждены «дать задний ход» и выходить из Гражданской войны. Затем Сталин опять втягивает общество в состояние Гражданской войны, ведь коллективизация – это гражданская война. Потом идет ее наращивание, своего апогея она достигла в 1937 году. Потом началась Великая Отечественная война, настоящая война с внешним врагом, в которую общество вступило, будучи ослабленным Гражданской войной.

– Таким образом, Великая Отечественная война прекратила затянувшуюся гражданскую войну?

– В определенном смысле да. Разделенное общество смогло консолидироваться перед лицом внешней угрозы. И это свидетельствовало о том, что развязанная Сталиным гражданская война была во многом искусственной и ненужной.

– Ответственность за Большой террор часто перекладывают на политическую элиту. Но при этом как будто сбрасываются со счетов доносы рядовых граждан, которые «стучали» на коллег, соседей, близких. Общество не любит задумываться о том, что оно тоже несло ответственность за репрессии. В чем баланс меры ответственности власти и общества, часть которого с готовностью воспользовалось тем, что доносы стали востребованными?

– Это сложная проблема, которая тоже мифологизирована. Четыре миллиона доносов – цифра, которую любят повторять, – фейк. Были ли доносы? Несомненно. Было ли общество ориентировано на них? Несомненно. Героем был Павлик Морозов. Существовали и знаковые фигуры доносчиков, которые пропагандировались на всю страну. Важно отметить, что в значительной степени теорию массовости доносов и перекладывания на доносчиков вины за массовый террор сформулировал сам Сталин. Это произошло после того, как начался выход из террора, и людям нужно было объяснить, почему это произошло. Появились серия судебных процессов и материалов о так называемых клеветниках. Писали о том, что клеветники оговаривали людей, и отчасти это соответствовало действительности. Но выяснилось, что в период массовых репрессий 1937–1938 годов доносы играли крайне незначительную роль. Они не «делали погоду». Была ориентировка на выявление массовых организаций, а доносы, которые приходили самотеком и касались одного человека, были слишком трудозатратны, как бы цинично это ни звучало. Когда Ежов направил запрос о том, сколько врагов было выявлено при помощи инициативы граждан, из многих регионов пришел ответ – ноль. Сначала играли роль картотеки, а когда это перестало работать, из тех же сельсоветов, например, извлекли старые списки тех, кого обкладывали допналогом. Также есть документы об облавах, это устраивалось в Средней Азии. Оцепляли рынок, арестовывали людей, ставили их на конвейер – и «выявляли» организацию.

– Что касается этих антисоветских организаций – они на самом деле существовали?

– Да. Например, многие люди были арестованы по делам Польской военной организации. Она, конечно, существовала и была антисоветской. Был и Российский общевойсковой союз, который функционировал в эмиграции. Эти организации выполняли определенную работу, боролись с советской властью и, возможно, засылали агентов. Но при этом обычных людей подверстывали к уже существовавшим организациям. Выходило, что эти организации не просто есть, но так разрослись, что включают в себя тысячи человек. Это было необходимо, чтобы придать борьбе с врагами правдоподобность. Сталин очень серьезно к этому относился. Лучший пример – со шпионажем. Были ли шпионы в Советском Союзе? Конечно, были. Но когда в 1937-1938 гг арестовали 200 тысяч «шпионов», то стало понятно, что все разведки мира, объединившись вместе, не в состоянии подготовить и направить столько шпионов в одну страну. Мы наблюдаем очевидную амальгаму…

Видеозапись лекции Олега Хлевнюка «Власть и общество в сталинском СССР»

Также Олег Хлевнюк посетил Музей Б.Н. Ельцина и поделился своими впечатлениями от экскурсии.

– Очень понравилось, это было интересно и познавательно, – констатировал Олег Хлевнюк. – Я был в Музее одновременно с большими группами молодежи, и их реакция – живое подтверждение того, что музей интересен, а для музея это самое главное. Это значит, возникнет потребность узнать о событиях побольше. Что касается информации об эпохе, в музее она представлена объективно. В фильме выражен разумный взгляд на нашу историю, которого придерживается определенное количество профессиональных историков. Этот взгляд имеет право на существование.

https://www.сайт/2017-12-11/istorik_oleg_hlevnyuk_o_tom_kak_padayut_despotichnye_rezhimy_na_primere_stalina

«Стареющий вождь озабочен своей властью и прочностью положения»

Историк Олег Хлевнюк о том, что случается с деспотичными режимами, - на примере Сталина

РИА Новости

Известный российский историк Олег Хлевнюк выступил в Ельцин Центре с лекцией о последнем, послевоенном этапе эпохи Иосифа Сталина. Мы привыкли везде искать исторические параллели, и на фоне решения Владимира Путина выдвинуться на четвертый президентский срок, ввиду развернувшейся дискуссии о проблеме несменяемости власти, интерес к этой лекции особый. Конечно же, любые прямые аналогии тут неуместны. Тем не менее выкладки историка об уровне жизни в послевоенном СССР, идеологической накачке, состоянии несвободы и ограниченности мышления тех, кто пришел на смену Сталину, заставляют задуматься..

После войны

Последствия войны для страны, конечно, были ужасными. Несколько цифр, которые позволяют понять масштаб утрат. Уничтожено около четверти национального богатства, 26 млн погибших [на фронтах] и умерших [в тылу], непрямые потери — 14 млн не родившихся. Кроме того, голод 1946-1947 годов, который унес еще 1,5 млн человек. Все это привело к перекосам в демографическом вопросе. Согласно переписи 1959 года, на 52 млн мужчин в стране было 65 млн женщин. Это, конечно, порождало колоссальные повседневные проблемы.

Ситуация осложнялась еще и тем, что практически сразу после Второй мировой войны началась холодная война, требовавшая огромных затрат и отвлекавшая серьезные ресурсы. Символом этой войны стала атомная бомба. СССР усиленными темпами развивал свою атомную промышленность. Это также стало серьезным фактором, определявшим развитие страны.

В Ельцин Центре включились в дискуссию по докладу школьника в бундестаге о пленных немцах

Несмотря на это, советская экономика в целом восстанавливалась достаточно успешно. Легкая промышленность в СССР традиционно отставала, но темпы развития тяжелой промышленности были неплохими. В первую послевоенную пятилетку уровень промышленного производства, прежде всего за счет тяжелой промышленности, превзошел объемы последнего предвоенного 1940 года на 30%. Однако сельское хозяйство увеличилось только на 5%. Ситуация, надо сказать, характерная для Союза, где индустриализация всегда проводилась за счет сельского хозяйства.

Надо понимать, что скорость и характер восстановительного процесса определялись несколькими факторами. Основной — стремление самих людей после тех страшных утрат, которые они пережили, отстроить жизнь заново как можно быстрее. Так происходит практически во всех странах. Но [советская] система [управления], выстроенная в годы войны, тоже сыграла важную роль. Она позволяла быстро сосредотачивать ресурсы на определенных, нужных направлениях. Но от довоенного периода «большого скачка» послевоенное время отличается тем, что руководство страны в целом накопило определенный опыт и не совершало уже массы бездумных, волюнтаристских решений.

«А при Сталине цены снижали!»

Например, свидетельствует о высоком понимании экономических проблем у руководства страны денежная реформа 1947 года. Реформа, безусловно, была очень жестокой, конфискационной, люди лишились большого количества денег. Не в первый, надо сказать, и не в последний раз в нашей стране.

Еще несколько цифр. До реформы на руках у людей было 59 млрд рублей, после реформы осталось только 4 млрд рублей. Уменьшилось существенно количество денег [на личных счетах] в сберкассах. Государство забрало у людей старые деньги, дало им новые, а цены остались на том же уровне. Государство очень сильно разбогатело, а население сильно обеднело. Но это позволило решать экономические задачи.

Важнейшая задача — ликвидация инфляционной составляющей, нависшей над экономикой. В годы войны, как вы понимаете, денег печатали не сколько можно, а столько, сколько нужно.

После этой реформы Сталин провел еще одно совершенно гениальное мероприятие. Каждый год в стране начали снижать цены на определенные товары. На самом деле ситуация такая: сначала у людей деньги забрали, потом каждый год понемногу, в виде сокращений, эти деньги людям начали возвращать. Тем не менее этот шаг стал своеобразным символом той эпохи. До сих пор часто можно слышать суждение: «А вот при Сталине цены снижали!». Сам Сталин это придумал или кто-то ему подсказал — вопрос открытый.

Эффект «декабризма». Взяточничество, блат

Понятно, что по сравнению с военным периодом люди постепенно начинали жить лучше, но жизнь все равно оставалась очень тяжелой. Эта тяжесть повседневной жизни была особенно опасна для правительства тем, что в послевоенный период у людей, как обычно это бывает после всякого рода катастроф и потрясений, были завышенные ожидания. Люди хотели, чтобы изменения к лучшему происходили сразу и сейчас.

Во всех документах фиксируются надежды крестьян на то, что распустят колхозы. Логика была простая — мы отстояли советскую власть и теперь хотим, чтобы нам тоже дали хорошо пожить. Некоторые связывали это с тем, что страна, с точки зрения внутренних порядков, теперь должна соответствовать союзникам — США и Великобритании. Интеллигенция хотела хоть какой-то демократизации. Тем более что шаги в эту сторону были сделаны. Чего только стоит акция по примирению с церковью.

В этой связи власти, конечно, волновал феномен «декабризма». Миллионы советских людей побывали в Европе. Да, она лежала в руинах, тем не менее даже в руинах она демонстрировала несомненно более высокий уровень жизни. Это был шок! Так как людям годами внушали, что Запад загнивает, что там нищета и все плохо. Когда же наши солдаты и офицеры вошли туда, они были просто поражены и искренне не понимали, зачем вообще немцы, которые и так хорошо живут, пошли в Россию.

И как это опять-таки обычно бывает, на фоне низкого уровня жизни и высоких ожиданий усиливается требование социальной справедливости. Если плохо, то должно быть всем плохо. Именно в этот период возрастает критика таких явлений, как взяточничество и блат. Государство понимает заинтересованность людей в этом и идет различные кампании по борьбе с казнокрадством.

Антисемитизмом по инакомыслию

На самом деле массовое представление о том, что при Сталине не воровали, совершенно не соответствуют истине. Были серьезные проблемы с хищениями, взяточничеством. Такие понятия, как блат и связи, тогда прочно вошли в жизнь людей. Они вызывали такую реакцию, что люди творческие позволяли себе даже это все мягко критиковать.

Например, известный кинофильм «Золушка» 1947 года просто переполнен фразами о блате и связях. «Связи связями, но совесть тоже надо иметь». «Не плачь, король — вдовец, мы и тебя пристроим». «У меня столько связей, что можно с ума сойти от усталости поддерживать их». Это все витало в воздухе и вызывало у людей горячий отклик!

Понятно, Сталину приходилось думать, что с этим делать. Был отлаженный репрессивный механизм борьбы с инакомыслием. Но после войны мы наблюдаем определенное сокращение чисто политических репрессий. Шел поиск новых путей борьбы с инакомыслием.

Одним из таких методов стали послевоенные идеологические кампании. В журналах «Звезда» и «Ленинград», например, резко клеймились наши известные писатели Анна Ахматова и Михаил Зощенко. Кампанией занимался от имени Сталина [Андрей] Жданов (скончался 31 августа 1948 года в санатории ЦК ВКП (б) близ озера Валдай; его смерть послужила основанием для раскручивания «дела врачей» — прим. сайт). Отсюда, кстати, термин — «ждановщина».

Была организована борьба против еврейских организаций. Тогда тайно убили известного еврейского деятеля [Соломона] Михоэлса (убийство произошло в ночь с 12 на 13 января 1948 года, исполнителями выступила группа офицеров МГБ — прим. сайт). Параллельно были организованы суды чести, к которым [в качестве подсудимых] привлекали прежде всего чиновников.

Наконец, частью этой кампании стала борьба с космополитизмом (кампания 1948-1953 годов против интеллигенции, скептически настроенной к советской действительности — прим. сайт). Вполне предсказуемая на самом деле реакция Сталина на происходящее в стране.

«Лучшая цивилизация… в кольце врагов»

Если есть проблемы и стояла задача максимально отвлекать ресурсы на новую гонку вооружений, то людям надо было что-то предложить взамен. И им предлагается идеологический заменитель из нехитрых фраз, которые мы в истории нашей страны наблюдали неоднократно. Во-первых, тезис об исключительном пути СССР: Союз — это лучшая из цивилизаций, что существуют на земном шаре. Во-вторых, тезис о том, что СССР окружен врагами, он с трудом выживает и надо идти на определенные жертвы. В-третьих, Запад загнивает, там все плохо, поэтому будущее за Советским Союзом как страной победившего социализма.

Эти идеи можно проанализировать, обратившись к книгам, фильмам, плакатам того времени. Все время шло противопоставление жизни счастливого советского рабочего и кризиса на Западе, свободы творчества здесь и несвободы там. Шла масштабная идеологическая работа. Людям постоянно внушали страх перед внешним миром. Поэтому это время чрезвычайного распространения ксенофобии в стране.

Хотя если говорить всерьез, то без всякого сомнения СССР в это время переживал один из самых безопасных периодов своей истории. Система социализма распространилась на большое количество стран, прежде всего в Восточной Европе. Кроме того, страна имела мощную, с серьезным боевым опытом армию. Поэтому, когда в 1949 году в Китае, самой крупной по численности населения стране мира, произошла революция, то начали шутить на тему, что непонятно уже, кто кого окружает. Капитализм окружает социализм или, наоборот, социализм уже окружает капитализм.

На самом деле — полный паритет с США

Это был непростой союз. Мао Цзэдун, приехавший в Советский Союз в 1949 году, вел тяжелые и неприятные для себя разговоры со Сталиным. Семена разногласий, которые проявились уже при [Никите] Хрущеве, были посеяны именно тогда. Однако в 1949-м Китаю еще необходимы были ресурсы и специалисты СССР. Это было залогом того, что связи двух стран укреплялись.

Победа в Китае коммунистов стала важным фактором начала войны в Корее. Имеющиеся сейчас документы позволяют прийти к двум важным выводам. Первое: это именно Северная Корея напала на Южную. Интересно также и то, что Сталин долгое время колебался. Он не решался отдавать приказ о наступлении войск. Фактор Китая, к которому пообещал обратиться Ким Ир Сен, сыграл свою роль. Сталин не хотел отпускать своих позиций лидера мировой социалистической системы, не хотел, чтобы на эту роль претендовал Мао.

Корейская война была, конечно, крайне кровопролитной, этакий горячий этап холодной войны. Однако она отчетливо показала равновесие сил. После наступления Севера на Юг и Юга на Север положение в Корее стабилизировалось вдоль 38-й параллели. Это была война, в которой две противостоящие друг другу державы — СССР и США — продемонстрировали, что они опасаются сталкиваться друг с другом. И это также свидетельствовало о том, что СССР не находился тогда в таком уж уязвимом положении, как об этом говорила советская пропаганда своему народу.

Ракеты вместо пищи и одежды

Корейская война в очередной раз подстегнула гонку вооружений. Численность армии в СССР в считаные годы выросла в два раза. Резко увеличили срок службы — с 2 до 3 лет в сухопутных войсках, на флоте — до 5 лет. Продолжался атомный проект, шло развитие реактивной авиации, ракетных вооружений, строительство ВМС. Это все были чрезвычайно затратные проекты, требовавшие огромных ресурсов.

Кроме того, ситуация усугублялась наличием затратных проектов непрямого военного назначения. Так, строились масса каналов, ГРЭС, железных дорог. Одна из самых известных Чум — Салехард — Игарка (известная как «стройка 501-503» — прим. сайт). Строилась она в очень трудных условиях. Потом ее назовут «мертвой дорогой Сталина» и окажется, что она не нужна. Бухта в Игарке, куда тянули дорогу, не подходила в качестве стоянки нашего военного флота. Такое на самом деле тогда бывало часто. Деньги никто не считал. Переход под Татарским проливом [между Евразией и островом Сахалин] из тех же примеров.

Как всегда, страдающей стороной было сельское хозяйство и социальная сфера. Ко времени смерти Сталина сельское хозяйство находилось в совершенно депрессивном состоянии. В 1952 году, по сравнению с 1913 годом, зерна на душу населения производили даже меньше. Еще более отчаянным положение было в животноводстве. По количеству крупного рогатого скота страна не достигла и уровня 1927 года, одного из самых плохих в довоенный период.

Приводило это к понятным вещам — падало потребление. Накануне смерти Сталина советский человек в среднем за день съедал 0,5 кг хлеба, 0,5 кг картофеля, 1,5 стакана молока, немного мяса и сала, совсем мало рыбы. Причем надо понимать, что это средние цифры. Кто-то жил лучше, а кто-то и сильно хуже.

Низким был уровень обеспечения людей промышленными товарами, в том числе одеждой и обувью. Хуже всего было в деревне. Сохранились письма, поступавшие в секретариат к Сталину. Вот, например, отрывок одного из них: «В нашем колхозе колхозники имеют одну зимнюю одежду на 3-4 человека. 60% детей зимой не могут учиться, ибо нет одежды».

Большую проблему представляли жилищные условия. При Сталине вообще мало строили жилья, и после войны ускорения темпов жилищного строительства не произошло. Как результат, на одного жителя в стране приходилось в среднем 4,5 кв. метра жилплощади. Семья из четырех человек, проживающая на 18 кв. метрах, считалась нормой. Люди в то время снимали не квартиры и даже не комнаты, а углы. Причем водопроводом и канализацией было оборудовано чуть более 40% жилья, центральным отоплением 26%. Бараков было много даже в Москве.

Страна-ГУЛАГ

Самый угнетаемой и дискриминируемой частью общества были заключенные и разного рода сосланные. На 1 января 1953 года в лагерях, тюрьмах и на спецпоселении находилось 5,5 млн человек, то есть около 3% населения страны. Это было слишком, ГУЛАГ превратился в серьезную проблему. Его было уже трудно контролировать, наблюдались многочисленные восстания, выступления, попытки побегов. Документы свидетельствуют о том, что руководство ГУЛАГа и МВД не было против того, чтобы даже отпустить большую часть заключенных. Отдельная проблема — низкая производительность труда. Для заключенных пытались вводить заработную плату. Это привело только к росту преступности. Если у кого-то начали появляться деньги, то тут же появились те, кто хотел эти деньги отнять.

Надо понимать, что несвободными в этой системе были не только рабочие, колхозники или заключенные. Несвободны были даже сталинские соратники. После короткого периода стабилизации отношений Сталина и его окружения во время войны и короткий период после нее мы видим возвращение к прежним моделям взаимоотношений. Они стремительно начинают приближаться к тому, как это было [во время «Большого террора»] в 1937-1938 годах.

В 1948 году репрессии обрушились на [Вячеслава] Молотова и [Анастаса] Микояна. [В январе 1949 года] арестовали жену Молотова [Полину Жемчужину]. Известно «Ленинградское дело», когда было расстреляно несколько высокопоставленных чиновников, в том числе [председатель Госплана СССР Николай] Вознесенский (расстрелян осенью 1950 года — прим. сайт). Известно «Дело МГБ» 1951-1952 годов, «Мегрельское дело», которое сильно ударило по [комиссару госбезопасности Лаврентию] Берии.

Все это было сигналами того, что стареющий вождь озабочен свой властью и прочностью своего политического положения. Что он подозревает всех, в том числе ближайших соратников. Что он цепляется за власть до последнего, в том числе запугивая соратников.

Апогей

Апогеем этой политики являются события конца 1952 — начала 1953 годов. После 19-го съезда партии Сталин создает широкий президиум ЦК. Он фактически растворяет в этом большом органе власти «старую гвардию». На этом же пленуме он подвергает необычайно резкой критике Молотова и Микояна. Пошли даже слухи о том, что Молотов и Микоян будут арестованы. В немилость попадает [Климент] Ворошилов.

Пик [напряженности], конечно же, — «дело врачей». С одной стороны, оно подпитывало антиеврейскую кампанию и борьбу с космополитизмом. Сталин лично правит ключевую статью для газеты «Правда», лично отдает приказы новому главе МГБ [Семену] Игнатьеву. Что это означало для высших руководителей страны? Это означало, что они находились под ударом и в положении крайнего риска.

Кремлевские врачи — это почти члены семьей высшего руководства страны. Когда их начали арестовывать, никто из членов Политбюро уже не понимал, какие показания у врачей получит МГБ. Любой врач по указке следствия потенциально мог обвинить любого члена Политбюро. Например, в том, что Молотов произносит антипартийные речи. Думаю, что последние месяцы до смерти Сталина они жили в большом напряжении.

«Спасая себя, они спасали страну»

Высшие руководители страны чувствовали себя в очень опасном положении и хотели укрепить свои позиции, предотвратив угрозы. Они уже были готовы к тому, чтобы в партии никогда больше не было единоличного диктатора, способного подавлять остальных. Соответственно, освобождая себя, они обязаны были думать об остальных жертвах режима. Спасая себя, они в определенной мере спасали страну.

В первую очередь надо было подумать о ставшем неуправляемым ГУЛАГе. Нужно было думать и о том, как накормить народ и как построить новое жилье. Для этого пришлось срочно думать о том, что делать с огромными строительными проектами Сталина, оттягивавшими массу ресурсов. Надо было думать, что делать с непомерной гонкой вооружений.

Рамзан Кадыров предложил передать прах Сталина Грузии и увековечить Хрущева

Показательно, что в первые же месяцы после смерти Сталина происходит серия серьезных реформ. Происходит отказ от единоличной диктатуры и возвращение к традициям коллективного руководства. Прекратились массовые репрессии и начался демонтаж ГУЛАГа. Заморожены многие строительные объекты, например, возведение той же железной дороги Чум — Салехард — Игарка. Крестьяне получили некоторые льготы. Это на какое-то время послужило улучшению положения деревни и росту выпуска сельскохозяйственной продукции. Активизировалась в определённой степени социальная политика. Это привело к знаменитым жилищным программам Хрущева. Мы сейчас к этому относимся с некоторой иронией, но люди начали получать отдельные квартиры. Произошло, в конце концов, смягчение международной напряженности. Буквально через несколько месяцев после смерти Сталина подписано перемирие в Корее. Против него сам Сталин возражал категорически, считая, что война нервирует США и таков вклад Кореи в победу социализма.

В итоге этих преобразований страна стала другой. Не кардинально другой, но все-таки другой. Вместо жестокой диктатуры появился авторитарный, но более предсказуемый и мягкий режим, просуществовавший еще несколько десятилетий.

«Они все были сталинистами и ничего другого не знали»

Были ли советские элиты готовы к смерти Сталина? Это едва ли не главный вопрос. Правда, его сложно изучать. Были ли они готовы к тому, чтобы прекратить сталинскую политическую традицию? Мы видим, что были. Были ли они готовы к переустройству страны? Это вопрос интересный и дискуссионный. Есть несколько свидетельств тому, что сталинские соратники, отвечавшие за конкретный сектор, лучше понимали ситуацию на подведомственной им территории, чем Сталин. Соответственно, они пытались каким-то образом подготовить инициативы, способные изменить положение дел.

Например, мы знаем инициативы руководства МВД, предлагавшего распустить значительную часть лагерников и перевести их в категорию спецпоселенцев. Деятели, ответственные за сельское хозяйство, еще при жизни вождя инициировали несколько реформ. В частности, предложили увеличить закупочные цены на продукцию сельского хозяйства. Шаг был разумный, он был реализован после смерти Сталина. Но он требовал перестройки всей внутренней политики в стране, и сам Сталин был резко против.

Были ли инициативы еще — мы не знаем. Тем более что их, может быть, и никак не оформляли, просто обсуждали между собой. Но логично предположить, что еще при жизни Сталина бродили реформаторские идеи, которые были быстро реализованы после его смерти.

Почему не пошли на еще большую демократизацию? Они все равно по сути были сталинистами. Они были воспитаны в этой системе. Считали ее правильной за исключением отдельных эксцессов: репрессий, чрезмерных военных и прочих амбициозных проектов. На самом деле они не были готовы, чтобы идти дальше [того, что сделали]. Они и не знали, какой может быть другая система. Тем более что для них переход на другую систему означал бы утрату власти.

Новости России

Россия

Сын экс-депутата, обозвавшего пенсионеров «тунеядцами», лишен статуса судьи

Россия

В Сибири вынесен приговор сотрудницам детсада, которые «воспитывали» детей булавками

Россия

МИД России пообещал ответить на «враждебные» санкции против премьера Чечни

Сегодня заветам Сталина следуют только в Северной Корее, очевидно демонстрируя непредвзятым наблюдателям, каковы реальные возможности сталинизма в современном мире. Тем не менее политические штампы о беспримерном величии сталинской эпохи, о равенстве и борьбе с коррупцией, о радости и чистоте той далекой и погубленной «врагами» жизни эксплуатируются недобросовестными публицистами и политиками и попадают на благодатную почву. Насколько опасна эта смесь исторического невежества и социального недовольства? Повторит ли российский XXI век судьбу ХХ века?

Сталин не имел возможности видеть, в каких условиях жили советские люди, что и где они покупали, где лечились и учились. Его знания о существовании «масс» были преимущественно кабинетными. До сих пор известны два главных источника, из которых Сталин мог черпать свои знания о повседневности: сводки госбезопасности о положении в стране и массовых настроениях, а также письма и жалобы рядовых граждан, в значительном количестве поступавшие во все властные структуры, в том числе на имя вождя.

Коллективизация – одно из ключевых достижений Сталина, на котором в значительной мере держалась его диктатура. Все остальные черты сталинской системы можно рассматривать как производные от коллективизации. Массовое насилие над самым большим классом страны требовало создания значительного карательного аппарата, системы лагерей и спецссылки, окончательно превратило террор в главный метод управления. Коллективизация резко и почти сразу разрушила многочисленные традиционные социальные связи, усилила атомизацию общества и облегчила идеологические манипуляции. Произвольное и беспощадное выкачивание из деревни ресурсов (как материальных, так и человеческих) позволяло принимать бездумные экономические планы, безнаказанно расточать «легко» полученные средства и жизни.

Еще одной причиной социальной стабильности и поддержки диктатуры был фактор войны. Память об ужасах Первой мировой и гражданской войн, победа над нацизмом, оплаченная двадцатью семью миллионами жизней, страхи перед третьей мировой атомной войной – все это оказывало огромное воздействие на мировосприятие миллионов людей, причем не только в СССР. Сталинская власть для многих выступала в образе спасителя мира от страшного врага. Победа 1945 г. на десятилетия вперед, вплоть до наших дней, служила важнейшей основой легитимности сталинского и послесталинского режимов.

Перечисление благоприятных для сталинской системы исторических обстоятельств можно продолжать. Однако все они даже в сочетании с перманентными репрессиями не могли полностью подавить социальные противоречия и массовое недовольство. С самого начала власть большевиков как радикальной революционной партии опиралась на жесткое разделение общества и подавление вплоть до физического уничтожения той его части, которая по рождению и социальной сути считалась враждебной социализму. Сталинская революция сверху придала этим чисткам сильнейший импульс. К бывшим дворянам, буржуазии, офицерам, царским чиновникам и т. п., стигматизированным после 1917 г., добавилась огромная масса основного населения страны – крестьян. Многие из них в ходе коллективизации были объявлены «кулаками», расстреляны, высланы или изгнаны из родных деревень. Осознавая наличие «обиженных» и «врагов», порожденных этой политикой, диктатура усиливала профилактические чистки, что особенно ярко проявилось в 1937–1938 гг. Репрессии порождали репрессии. К концу сталинского правления значительная часть, если не большинство, граждан СССР в разные периоды своей жизни подвергались арестам, заключению в лагеря, депортациям или другим более мягким дискриминационным мерам.

15 декабря все закончилось. Началась рутинная операция обмена денег и переоценки вкладов. В течение восьми дней, с 16 по 23 декабря 1947 г., Сталин принимал в своем кабинете посетителей 5 раз, и каждый раз в их числе был Зверев. Визиты Зверева 16 и 17 декабря, т. е. в первые дни реформы, продолжались по два часа. 3 января 1948 г. Зверев направил Сталину доклад об итогах денежной реформы. В записке фиксировались ее результаты – успешные для государства и неутешительные для населения. Если на 1 декабря 1947 г. на руках у населения находилось 59 млрд руб., то в результате ажиотажных закупок и денежной реформы осталось 4 млрд. Вклады в сберкассах в результате обмена уменьшились с 18,6 млрд старых руб. до 15 млрд новых. Совсем иными были пропорции снижения цен в связи с отменой карточной системы. Хлеб подешевел на 20 %, а мясо только на 12 %. Некоторые же товары даже заметно подорожали. Например, шерстяные ткани – на 27 %, а одежда – на 11 %. В целом индекс государственных розничных цен после реформы составлял 83 % по отношению к дореформенным ценам. Получив вместо десяти старых рублей один новый и отправившись с ним в магазин, можно было купить товаров в восемь раз меньше, чем прежде. Львиную долю сбережений населения государство изъяло безвозмездно.